За прошедшие пять лет на рынке сформировался один из крупнейших пенсионных конгломератов с активами, превышающими 1 трлн рублей – дивизион из восьми негосударственных пенсионных фондов (НПФ, крупнейшие — НПФ «Будущее», «Достойное будущее», «Эволюция») группы компаний (ГК) «Регион». Его в ГК курирует заместитель гендиректора одноименной инвесткомпании Галина Морозова, до этого руководившая более 20 лет НПФ Сбербанка. Она рассказала Frank Media, почему на рынке НПФ последние годы царила «движуха», что ожидать от новой программы долгосрочных сбережений (ПДС), оператором которой станут пенсионные фонды, а также, что ожидает более 10 млн клиентов ее НПФ.
Здесь вы можете прочесть полную версию интервью, а здесь — выпуск на Youtube, они отличаются.
«Каждый институт финансовых накоплений должен быть на своем месте»
Юрий Грибанов: Мы, россияне, привыкли, что на пенсию особо рассчитывать не стоит, что у нас одна пенсионная реформа следует за другой, что государство относится к пенсии и пенсионным фондам негативно. Вы как человек индустрии считаете это мифом или справедливым отношением к пенсии, к пенсионным фондам? Если действительно такое отношение справедливо то, что с этим делать? Если нет, то в чем логическая ошибка?
Галина Морозова: Мне кажется, логическая ошибка в самом посыле. Пенсия будет у всех, и пенсионный период придет к каждому. И если ничего не делать, не предпринимать усилий для обеспечения комфортной жизни на пенсии, то будет так, как вы описали: человеку будет казаться, что все плохо, он будет жить с мыслью, что государство ему что-то должно и т.д.
Я отношусь к тем людям, которые не считают, что мне кто-то что-то должен. Я понимаю, что у меня будет будущее, в котором я перестану работать, и в этот период мне нужны будут дополнительные доходы. И для того, чтобы жить на пенсии в соответствии со своими привычками, уже сейчас я должна что-то делать, откладывать на будущее. И инструментом для этого являются пенсионные фонды. И они, если честно, не имеют никакого отношения к пенсионной реформе – также как банки, страховые, управляющие, брокерские компании. Это просто один из инструментов, который помогает накапливать, а потом жить нормально после выхода на пенсию.
Ошибка логики именно в этом: человек не доверяет пенсионным фондам, потому что его якобы обманут и ему не на что будет жить на пенсии. Но ему и так не на что будет жить на пенсии, потому что сегодня он не доверяет пенсионным фондам и не формирует накопления.
Илья Усов: Но ведь можно же копить какими-то другими способами, не только через пенсионные фонды?
Г: Теоретически можно. Но пенсионные накопления – это очень консервативные инструменты. И если по молодости можно играться, например, в акции: и где-то заработать, положим, 1000%, а где-то проиграть – это нормальный способ инвестирования, – то пенсионные фонды и накопления должны быть всегда суперконсервативными. Потому что они должны быть в сохранности к тому моменту, когда человек достигнет пенсионного возраста и не сможет уже самостоятельно играть ни в акции, ни в какое-нибудь другое инвестирование.
Любимая тема у россиян – сдача в аренду квартиры. Но ведь наступит время, когда гражданин просто не сможет управлять недвижимостью. И к этому моменту у него должен быть пассивный доход. Пенсионные фонды должны отвечать именно этим потребностям человека, а значит быть суперконсервативными. Поэтому, да, копить можно не только в фондах, но все остальные инструменты по сравнению с ними более краткосрочные.
И: Но я могу пойти и положить депозит в банк…
Г: Можете… Пока вы молодой, вы можете положить средства в депозит. И, наверное, на первый месяц, второй, третий, а может, даже на девятый у вас будет хороший процент в конкретный момент, на конкретные даты.
Но психология человека, который работает, и психология человека, у которого перестали поступать привычные доходы, разная. И когда вы выйдете на пенсию, все ваши депозиты закончатся максимум за год, за два. Это, знаете ли, статистика… Потому что сразу вы свой образ жизни не поменяете: вы продолжите жить по-прежнему. А с депозитом, как правило, дело обстоит следующим образом: человек забирает всю сумму и тратит.
И: Смотря какой депозит…
Г: Мы же говорим о тех людях, которым нужны пенсионные фонды, которым жить на пенсию. Вот у них депозит такой, который можно проесть за год, за два, за три, ну максимум за четыре.
У меня даже в практике был клиент – достаточно высокопоставленный менеджер, – который как раз закончил работать, пришел к нам в негосударственный пенсионный фонд (а у него, надо сказать, были достаточно большие пенсионные накопления). Он хотел забрать средства, чтобы купить сыну квартиру. Мы его уговаривала часа два оставить накопления, мол, сын, что сам не может пойти, взять ипотеку и купить себе квартиру. В итоге уговорили, он оставил в фонде накопления, стал получать пожизненную пенсию. Через три года он приехал к нам в фонд практически с благодарностью: «Спасибо, что вы меня отговорили». Там произошли какие-то перемены в семье. Клиент сказал, что теперь он самостоятельный человек, свободен и ни от кого не зависит.
Каждый институт финансовых накоплений, сбережений, инвестиций должен быть на своем месте, со своей целью. Пенсионные фонды для того и существуют, чтобы вы спокойно могли жить в будущем, и чтобы у вас был постоянный регулярный доход.
И: А почему не покупка аннуитета у страховой компании, например? Чем лучше негосударственный пенсионный фонд?
Г: Сегодня продукт НПФ для клиента дешевле, при этом однозначно дешевле. Второе, страховые компании такие сроки выплат как пенсионные фонды не предлагают. Ну и третье, средства граждан в пенсионных фондах гарантированы государством – в Агентстве по страхованию вкладов (АСВ), в отличие от таковых в страховых компаниях.
«Сумма гарантирования НПО — продукт компромисса между «можно» и «нужно»
И: Да, прошлый год был достаточно насыщенным, и как-то не очень обратили внимание на то, что тогда было подготовлено введение системы гарантирования для добровольных пенсионных программ (так называемого негосударственного пенсионного обеспечения, НПО), которая начала действовать с января этого года. Хотелось бы спросить вас, как председателя стратегического комитета отраслевой пенсионной ассоциации, саморегулируемой организации (СРО) НАПФ, который в частности занимается, разработкой подобных инициатив, почему такая сумма гарантирования – 2,8 млн рублей? У нас же на самом деле средний счет участника НПО составляет порядка 200 тысяч рублей…
Г: Да, действительно, средний счет где-то такой, но и средний возраст не 60 лет, а под 40 лет. То есть это фактически средний счет молодого человека. Гарантированные 2,8 млн рублей – это не очень большая сумма. Нам, конечно, хочется, чтобы было больше – до бесконечности… Эта сумма — продукт компромисса между «можно» и «нужно». Но это тот размер, который сейчас позволит обеспечить достаточно нормальную пенсию.
Если человеку 55 – 60 лет, то у него на счете уже может быть 2,8-3 млн рублей, а то и больше. То есть гарантированная сумма рассчитана как раз на такой счет, который может обеспечить нормальные выплаты при выходе человека на пенсию.
И: А сколько в ваших фондах клиентов, у которых средний счет превышает 2,8 млн рублей по НПО?
Г: Не только в наших фондах, думаю, что и по всей системе – это порядка 1% максимум. Потому что все-таки основные потребители этого продукта – средний класс.
И: То есть система гарантирования была сделана с большим-большим запасом?
Г: Еще раз повторю, это сделано не с большим-большим запасом. Этот счет установлен таким образом, чтобы к 60 годам, когда у человека накопится достаточно средств, то гарантированная сумма должна быть той, которая обеспечит гражданину выплату хорошей пенсии. Сейчас, да, мало людей, у которых накопления превышают 2,8 млн рублей, но есть и те, у которых имеется 1 или 2 млн рублей, сформированных в НПФ. И этих клиентов уже больше, их число значительно превышает 1%.
И: А почему опять система гарантирования создана за счет граждан? Почему за ее существование опять платит клиент?
Г: Источником формирования системы гарантирования, действительно, является инвестиционный доход, получаемый за счет инвестирования средств на счетах. Но эта сумма очень незначительная в массе. За счет массовости для клиента «откусанный» от инвестиционного результата кусочек становится на уровне погрешности. Мы это считали: он не настолько существенен, чтобы в итоге влиять на инвестиционный доход, разносимый по счетам.
И: Но там же есть еще подсистема системы гарантирования – формируемый НПФ внутри страховой резерв (СР), который также создается за счет инвестиционного дохода клиентов…
Г: Но мы же с вами тоже знаем, что в прошлом году пошли переговоры по поводу изменения системы формирования страхового резерва. Мы надеемся, что со следующего года новый механизм будет введен и что формирование СР в итоге будет зависеть от актуарных расчетов, от дифференцированных обязательств фонда перед клиентами. То есть какому-то фонду нужен будет 1% СР от обязательств, какому-то – 10%, а не так, как сейчас – под одну гребенку – 5%. Этот механизм существенно снизит отчисления из инвестиционного дохода в страховой резерв.
Но также надо понимать, что СР должен существовать в пенсионных фондах. Внешняя система гарантирования включается в самом плохом варианте, то есть, по сути, уже при банкротстве НПФ. Но внутри фонда происходит изменение ситуации – изменяются вероятности смерти, дожития, обязательства, норма доходности, – и этим управляет пенсионный фонд, то есть для управления такими рисками как раз и существует страховой резерв внутри НПФ: он предназначен именно для тактического управления обязательствами фонда, чтобы обязательства фондом были выполнены безусловно.
Ю: Какие еще есть в пенсионном бизнесе механизмы, снижающие для клиента риски использования НПФ?
Г: Это целый комплекс мер: от требований к квалификации руководителя, риск-менеджера, контролера и т.д. до системы ограничений в инвестировании по составу и структуре активов в портфеле. Кроме того, есть стресс-тестирование, которое НПФ должны ежемесячно и ежеквартально проходить, в отличие от других участников финансового рынка. То есть это такой механизм, который позволяет понять, готовы ли НПФ к выполнению обязательств в результате стрессового изменения ситуации. Это тоже позволяет принять превентивные меры, если мы понимаем, что есть какие-то отклонения. Ну и уже названный механизм государственной системы гарантирования АСВ и внутренний – страхового резерва…
И: Фидуциарная ответственность?
Г: Фидуциарная ответственность – это не система гарантирования, это такая система контроля, которая ужесточает требования к менеджменту и к акционерам по принятию решений по инвестированию. На самом деле, НПФ – это единственная отрасль, где применяется фидуциарная ответственность.
И: Еще у управляющих компаний (УК)…
Г: У управляющих компаний опосредованно через пенсионные фонды. Я придерживаюсь позиции, что в отношения негосударственных пенсионных фондов ответственен НПФ.
«Мера ЦБ была посылом, мол, успокойтесь, все будет нормально»
Ю: В последние годы – все, наверное, началось еще с эпидемии COVID – финансовый рынок переживает довольно сложные, турбулентные времена. Как пенсионный рынок это все проходит? Есть ли повышение рисков в системе? И что нас ожидает с точки зрения надежности НПФ?
Г: Честно говоря, я довольна, как пенсионные фонды, сама отрасль пережили эти последние непростые годы. На самом деле, это все показало то, что НПФ устойчивы финансово и к высоким турбулентностям на фондовом рынке, и к меняющимся операционным условиям.
Например, пенсионные фонды стремительно перестроились, когда нужно было переходить на удаленную работу. НПФ же одно из предприятий непрерывной деятельности – мы не можем остановить выплаты пенсий, не можем остановить прием заявлений. И за все время пандемии пенсионные фонды ни разу не нарушали сроки выплат. Частично мы перевели персонал на удаленку, кто-то работал в офисе, но задержки выплат пенсий не было вообще, ни одного случая на рынке. Маленький НПФ, крупный, средний – все пенсии выплачивали безусловно. Продолжался процесс непрерывного инвестирования – здесь нам помогли УК, которые тоже смогли организовать процессы на удаленке. И, кстати, с точки зрения инвестиций 2020 – 2021 годы были для нас не самыми плохими.
А в 2021 — 2022 годах в пенсионной отрасли было такое движение на рынке, какого не было уже довольно давно: одновременно проходила работа над порядка шестью законами, тремя подзаконными актами. И НАПФ принимала в этом активное участие, совместно с Банком России, Минфином. Я считаю, что за 2021 – 2022 годы мы сделали очень многое. Был введен закон о системе гарантирования для НПО, о котором мы лет 10 говорили, что его надо делать. Мы также считаем большим достижением принятие закона о программе долгосрочных сбережений – это был плод долгих переговоров. Мы об этом завели еще речь где-то в конце 2020 года, потому что надо было что-то делать с обязательным пенсионным страхованием (ОПС).
И: Кажется, история тянется еще с 2016 года, с концепции индивидуального пенсионного капитала (ИПК).
Г: Это была не наша история…
Дальше в эти два активных года был принят закон об агентской деятельности, который расширяет возможности НПФ. Благодаря ему пенсионные фонды начинают отходить от монопродуктовой структуры. Раньше НПФ были такой организацией с исключительным видом деятельности: можно заключать только пенсионный договор и больше ничего. А жизнь меняется, клиенты меняются, у них появляются разные потребности. Необходима была гибкость в проведении и разработке каких-то продуктов, что, в общем-то, решает закон об агентской деятельности.
В общем, те законы, которые были приняты в конце 2022 – начале 2023 года – это плод работы достаточно большой группы людей в эти два активные 2021 и 2022 годы. Это была большая «движуха». Может быть, по результатам этой проведенной работе и можно говорить о том, что мы одна из самых динамичных отраслей на рынке.
Ю: По какому критерию?
И: По критерию законотворчества…
Г: Ну не только… Давайте посмотрим на 2022 год. Произошли ситуации, когда у нас фондовой рынок остановился, цены на активы просели и т.д. Но ведь пенсионные фонды не просили денег ни у кого.
И: Но тогда регулятор помог возможностью не переоценивать активы.
Г: Но к концу года тех, кто не переоценивает активы, не осталось.
И: Кажется, все-таки пара фондов осталось.
Г: Если кто-то и остался, то это только один или два, в не очень большом объеме, но глобально все вернулись к переоценке по справедливой стоимости.
И: То есть это была ненужная мера поддержки?
Г: Мне кажется, что это тоже было сделано правильно. Это было необходимо, чтобы снять первое эмоциональное напряжение. Потому что в первый момент, когда все открыли свои портфели, у кого-то случился сердечный приступ, у кого еще что-то. Мера регулятора была посылом, мол, успокойтесь, все будет нормально.
И к концу года – с августа – сентября – фонды стали уже отменять эту непереоценку, потому что поняли: она не несет смысловой нагрузки.
И: К тому моменту рынок все-таки восстановился.
Г: Если говорить о рынке акций, то он только сейчас начинает восстанавливаться. Но, тем не менее, в прошлом году пенсионные фонды показали положительные результаты и вообще-то не самые плохие.
И: Акции все-таки в портфелях пенсионных фондов занимают не самое большое место. Порядка 7% по ОПС, если я не ошибаюсь. В основном портфели облигационные.
Г: Но акции все равно были в портфелях.
И: Облигации восстановились уже к середине года.
Г: Да.
«20 лет назад никто не думал, что в банке можно открыть что-то, помимо депозита»
И: Вы упомянули закон об агентской деятельности НПФ. Зачем вообще она нужна для фондов?
Г: Клиент при заключении договора с пенсионным фондом может испытывать некую потребность в какой-то другой услуге. И если он пришел, то ему уже проще получить эту услугу на месте.
Мы, на самом деле, начинали с изменения подхода к лицензированию в 2020 году. Тогда стало очевидно, что немного странновато держать для одной финансовой организации лицензию пенсионного фонда, для другой – управляющей компании, для третьей – страховой компании, когда в принципе все виды услуг похожи друг на друга, но имеют некую специфику. Страхование имеет страховую защиту, возможностью делать которую не обладает НПФ; УК непосредственно управляют активами; а пенсионные фонды, в основном, относятся к стратегическим институциональным инвесторам, которые обладают большими объемами денег, сконцентрированными на длительный срок.
У конкретного клиента же здесь и сейчас может быть потребность и в страховой защите, и в доверительном управлении, и в длительном накоплении и т.д. Поэтому проще, дешевле было бы предлагать клиенту все услуги в одном месте. Кроме того, был бы бесшовный переход из одного продукта в другой. Потому что, когда клиент молодой, ему может быть достаточно 3-5-летней накопительной страховки, когда он подходит к 40 годам, понимает, что 3-летних периодов накопления, наверное, мало и надо переходить уже к более длительным срокам инвестирования, к тому же объемы денег и доходов позволяют это сделать, но он почему-то должен пойти и найти другую организацию, которая будет соответствовать его новым потребностям.
Во-первых, это все занимает время, во-вторых, отнимает деньги. Потому что каждая организация имеет определенную нагрузку и расходы. Тот же сервер: в каждой из трех организации он должен быть, а перекладывается эта нагрузка в итоге на клиента. Поэтому, я считаю, новый подход к лицензированию позволит улучшать конечное качество продуктовой линейки для клиента. А агентская деятельность – это первый этап для нас в движении к этому новому подходу.
И: А вот эта идея она не умерла? Там же в ЦБ основным ее пропонентом был ушедший из регулятора в начале 2022 года Сергей Швецов…
Г: Нет, я думаю, идея эта не умерла, потому что Банк России делает доклады по этому поводу: уже было выпущено два таких доклада…
И: Это разве было не при Швецове?
Г: Нет, второй доклад уже был не при Швецове. Но такие реформы делаются не быстро, потому что это требует работы над большим числом законов и подзаконных актов. То есть там достаточно серьезный объем работы. И последнее время было не совсем до этого.
Ю: А как будет выглядеть клиентский путь, когда все можно будет продавать через одно окно? То есть клиент приходит к финансовому консультанту, и консультант подбирает ему продукты?
Г: Да, финансовый консультант фактически ему собирает портфель…
Ю: А к кому он должен прийти первично в пенсионный фонд или управляющую компанию?
Г: В настоящий момент мы считаем, что он придет в пенсионный фонд, потому что НПФ теперь обладает правом заниматься агентскими продажами. Клиенты все равно к нам приходят, потому что по обслуживанию пенсионных договоров они должны обратиться в НПФ: заключить договор, подать заявление, назначить пенсию, поговорить, можно ли расторгать договор, что они получат и в каком случае. Параллельно с этим клиент может решить и какие-то другие свои инвестиционные задачи.
А для начала — узнать о возможностях распоряжения своими деньгами. Потому что, на мой взгляд, очень многие не пользуются какими-то услугами не потому, что они не хотят, а они просто не знают, что такое бывает. Клиенту, например, можно рассказать: для того, чтобы у него был сбалансированный портфель не обязательно при наличии 100 тысяч рублей вкладывать все в акции: можно 50 тысяч положить на депозит, 25 тысяч — в пенсионный фонд и 25 тысяч — в акции.
В зависимости от возраста кому-то наоборот может понадобиться другая разбивка по активам. За пять лет до пенсии я бы не стала рисковать инвестиционными покупками больших портфелей акций или вложениями на все в какой-нибудь ПИФ. Лучше приобрести продукт в НПФ или положить средства на депозит и спокойно откладывать деньги до получения пенсии.
Ю: А клиенты к вам прямо ходят ногами?
Г: Есть, которые продолжают ногами ходить. У нас была история, когда была пандемия, мы писали всем, что, друзья, дорогие клиенты, все можно сделать в личном кабинете. Нет, нужно прийти, посмотреть в глаза, поговорить. Потребность в этом тоже у клиентов есть.
Онлайн-сервисы, конечно, нужно развивать. Мы считаем, что в онлайн все должно быть сконцентрировано в одном месте. То есть, если я пришел в пенсионный фонд и там купил, например, страховку для выезжающих за рубеж, медицинскую страховку, застраховал машину, открыл индивидуальный инвестиционный счет (ИИС), то я в одном месте, в мобильном приложении НПФ, должен увидеть все свои движения, все свои продукты.
Должно быть совмещение офлайна и онлайна.
Ю: Неочевидно, что в пенсионный фонд можно прийти, чтобы вот эти все продукты получить…
И: Действительно, почему пенсионный фонд? Центром станет банк, которым сейчас он и является.
Г: Почему только банк? Потому что всегда так было?
И: Ну да.
Г: Это неправильный ответ.
И: Я что-то не вижу слома тренда.
Г: Я же не говорю о том, что банку будет запрещено это делать. Это возможно будет делать и пенсионному фонду, и банку. Пусть человек сам решает, где ему покупать финансовые продукты. Это расширение возможностей. А расширение возможностей – это всегда лучше, чем сужение.
И: Если мы уберем ОПС, то клиентская база банков гораздо больше, чем у НПФ. То есть круг людей, до которых можно донести продукт шире. А, во-вторых, ты традиционно думаешь в банке о финансовых сервисах, ты о них не думаешь в пенсионном фонде, где твои мысли сконцентрированы о будущей пенсии.
Г: Вы стали думать в банке о том, какой открыть пенсионный план, ИИС или страховку, только тогда, когда банки стали их предлагать. Я вас уверяю, 20 лет назад никто не думал, что ты в банке можешь заключить какой-то другой договор, помимо депозита или кредита. Поэтому что-то когда-то надо начинать.
Второе, расширение числа контрагентов по оказанию таких услуг ведет к увеличению конкуренции. Это никогда никому не вредило. Расширение возможностей всегда лучше для всех: для участников рынка и клиентов.
Ю: Ну и крупные пенсионные фонды они так или иначе находятся в группе с какими-то банками.
Г: Как правило, да. Поэтому вопрос, будут ли пенсионные фонды крупнейших банков заниматься кросс-продажами неясен: может, будут, а может, и нет. Например, один из пенсионных фондов, входящий в банковскую группу, уже объявил, что начал продавать такие продукты своим клиентам при наличии опорного банка.
И: А через что будет продавать продукты ГК «Регион»?
Г: У пенсионных фондов группы сейчас есть своя филиальная сеть и есть партнеры, по которым продаются продукты.
И: А какие партнеры? Через что идет привлечение клиентов?
Г: Через собственные филиалы, через онлайн, через страховые компании, а также у нас есть партнеры-работодатели, чьи корпоративные программы мы делаем.
И: Не так, чтобы широко!
Г: А если говорить широко, то у нас только два банка. Остальным что, закрываться?
«Институциональный инвестор в государстве быть должен»
И: Поэтому, по моему, и существует риск монополизации этого рынка… Последние годы нас НПФ не очень балуют доходностью. В связи с чем, такая скромная доходность у пенсионных фондов? И нет ли тут влияния той системы вознаграждения, которая сейчас установлена для НПФ, прежде всего, по ОПС?
Г: На мой взгляд, главное влияние имеет все-таки не вознаграждение. Мы моделировали ситуацию и увидели, что основное влияние на доходность оказывают те инструменты, которые есть сейчас на рынке и которые можно купить.
Что касается скромной доходности в последние годы, то прошлый год, когда была достаточно серьезная встряска для фондового рынка, пенсионные фонды пережили достойно. То, что они не показали доходность выше инфляции, мы с вами должны учитывать с тем, что инфляция скакнула в середине года. Во-вторых, средства НПФ были вложены в активы давно: в 2021 году, в 2020 году или в 2019 году. И переложить их в моменте невозможно – на пенсионных фондах вместе с накоплениями Социального фонда России лежит порядка 6 трлн рублей.
Конечно, НПФ воспользовались инструментами и доходностями, которые были в 2022 году и есть сейчас, в 2023 году, и которые выше, чем те доходности, которые были в 2020 или в 2019 году. Но это говорит о том, что новые доходности клиенты получат в 2023 – 2025 годах, когда уже доходности на рынке пойдут вниз, а у клиентов пенсионных фондов останется доходность такая же высокая, как была в 2023 году. Это обусловлено сроками инвестирования. Как известно, пенсионные деньги – длинные деньги. За один день ты их не перевернешь.
Но я вас уверяю, что если каждый раз держать кеш и пытаться в конкретный момент обогнать конкретную инфляцию, либо конкретную ставку доходности, то на длительном горизонте ты проиграешь.
И: В 2022 году у нас очень серьезно изменился рынок: по сути, исчез класс институциональных инвесторов. И вы как пенсионные фонды и как группа — у вас около 1 трлн рублей пенсионных средств – являетесь одним из оставшихся институциональных инвесторов. Как в связи с этим изменился процесс инвестирования? Второй вопрос – возникала идея, что нужно создавать в России собственного институционального инвестора, готового вкладывать, помимо облигаций, и в акции, и создавать его нужно на базе НПФ, в том числе за счет перезапуска системы ОПС. Как вы к этой идее относитесь?
Г: Я считаю, что институциональный инвестор в государстве быть должен. И, на мой взгляд, пенсионные фонды, действительно, служат этой задаче…
И: Но пока инвестор только в облигации…
Г: Пенсионные фонды же сами не делают инструменты. Мы рассматриваем инструменты из тех предложений, которые есть. И могу сказать, что в 2020 – 2021 годах, мы, наверное, скупали практически все длинные корпоративные облигации, то есть те, средства от которых направляются на развитие экономики, производства, а не на покрытие долгов.
В 2022 году ситуация изменилась по двум причинам. Первое, эмитенты не готовы занимать надолго. Это тоже объективно, потому что ставка поднялась. Не готовы они на таких условиях брать обязательства на 7-10 лет. Не забываем, что у нас с вами фидуциарная ответственность, то есть размещение по наилучшему предложению. Поэтому объем корпоративных облигаций, конечно, во вновь приобретенных размещениях снижается. Хотя иногда и случаются предложения со стороны корпоративных заемщиков, которые становятся выгодны для пенсионных фондов, просто объемы не настолько велики.
Вторая проблема – это раскрытие информации. Отсутствие информации для нас как для пенсионного фонда делает невозможным приобретение тех или иных бумаг, будь то акции, будь то облигации. К тому же, чтобы НПФ могли выходить на рынок акций, нужно развивать фондовый рынок, нужно, чтобы приходили новые эмитенты, чтобы IPO проходили. На сегодняшний день тот объем акций в свободном обращении, те движения по ним для нас, на самом деле, не очень большие.
Ю: А вы оптимистично смотрите на развитие фондового рынка?
Г: Я вообще человек-оптимист: у меня всегда стакан более чем наполовину полон, нежели пуст. Пытаюсь в каждой ситуации увидеть возможности, нежели проблемы. Думаю, что если что-то делать, то, конечно, это получится.
Ю: А вы видите какие-то ростки того, что работа пошла и что-то в ближайшее время может получиться?
Г: На счет ближайшего времени не знаю, но, думаю, что это будет, да! Для пенсионных фондов ближайшее время – это лет пять.
«Грех не воспользоваться 100%-ной доходностью»
И: Не могли бы вы рассказать немного подробнее про программу долгосрочных сбережений? Что это такое? Вы же тоже приложили руку к созданию этого продукта…
Г: Да, мы приложили к этому руку… И я могу сказать, что ПДС – это очень хороший продукт. На самом деле, он даже уникальный. Во-первых, в нем есть налоговый вычет, которым могут воспользоваться откладывающие туда деньги клиенты, — до 400 тысяч рублей. Есть софинансирование со стороны государства: то есть там есть практически 100%-ная доходность. Таких продуктов просто нет на рынке.
Я слышала, что говорят, что сумма софинансирования маленькая. Но в таком случае нужно определиться: или мало денег, или мало софинансирования. Напомню, в программе по софинансированию пенсионных накоплений в ОПС сумма была гораздо меньше…
И: 1000 рублей вложенных человеком на 1000 софинансированных государством…
Г: Сейчас государство готово софинансировать до 36 тысяч в год, в программе софинансирования пенсионных накоплений было до 12 тысяч в год.
И: Там было растянуто на 10 лет, а тут пока на три года.
Г: Ключевое слово – «пока». Обратите внимание, в законе есть возможность продления…
И: По решению правительства.
Г: Да, по решению правительства. То есть не через закон, а гораздо более быстрым путем. И мы надеемся, что программа будет продлеваться. Даже в эти три года, по которым на сегодняшний день точно действует программа, грех не воспользоваться 100%-ной доходностью.
Да, и можно часть, оставшуюся от накопительной пенсии в рамках ОПС, перевести в программу долгосрочных сбережений, то есть фактически перевести эти средств в периметр частных договорных отношений из государственных отношений.
Дальше, у ПДС срок договора может быть до достижения пенсионного возраста или по истечении 15 лет. Таким образом, для молодежи – это сокращение сроков по такому долгосрочному продукту, для людей в возрасте – тоже сокращение сроков.
И: Да, пенсионные основания по ПДС наступают для женщин в 55 лет, а для мужчин – в 60 лет…
Г: Да, и заметьте, пенсия, которую вы будете получать, не будет облагаться налогом на доходы физических лиц (НДФЛ). В отличие от, например, депозита, по которому вы обязаны платить НДФЛ при превышении определенной суммы.
Получается, что у вас ни тот доход, который вы зарабатываете в течение года, ни тот доход, который вы будете получать, не облагаются налогом. Плюс к этому есть софинансирование государством, плюс налоговый вычет. Ну и наконец, возможность сохранения налоговых льгот, если вы забираете средства с ПДС в тяжелых жизненных ситуациях в течение срока действия договора.
Это важно, потому что деньги забрать можно всегда: сейчас и из страховой компании, и из НПФ. Но, как правило, ты забираешь деньги со штрафами и, самое главное, с потерей налоговых льгот. В ПДС можно забрать деньги в тяжелых ситуациях с сохранением налоговых льгот.
Конечно, хочется еще больше преференций по продукту, но на сегодняшний момент, по моему мнению, — это очень хороший продукт.
Ю: А логика продукта в чем?
Г: Логика продукта в том, чтобы побудить граждан к долгосрочному накоплению. Не к новому году, к 8 марта, к поездке в отпуск, а именно, чтобы люди понимали, что у них есть некая цель впереди, на которую ты будешь накапливать. Понятно, что эта цель долгосрочная – 15 лет. Но самостоятельно люди не думают на такие сроки, а эти 15 лет проходят очень быстро — как один день.
Поэтому необходимо побудить накапливать вдолгую. Опять же, и экономике нужны «длинные» деньги. Дальше мы возвращаемся к вопросу об институциональных инвесторах.
Ю: И эти продукты могут предлагать все фонды? Или есть какие-то критерии для НПФ?
Г: Все фонды, которые находятся в системе гарантирования НПО, имеют право предлагать ПДС клиентам. Практически все НПФ сейчас там. Мы предполагаем, что с нового года и наши фонды начнут предлагать ПДС клиентам.
И: Поймаю вас на слове. Доходность в 100% в рамках софинансирования возникает только у людей с невысоким заработком. Система софинансирования же вводится регрессивная, то есть, чем больше у гражданина доход, тем меньше ему полагается софинансирование. А мы прекрасно знаем, что вопрос о замещении утраченного заработка, стоит в большей степени перед средним классом и более богатыми людьми. Не кажется ли вам, что ПДС не найдет своего условного «покупателя»?
Г: Таким людям надо тогда полностью пользоваться налоговым вычетом в 400 тысяч рублей.
И: Но в этом вычете «зашиты» и долгосрочное страхование жизни (ДСЖ), и индивидуальный инвестиционный счет третьего типа (ИИС-3).
Ю: Я могу воспользоваться и тем, и этим продуктом?
Г: Да, это выбор человека. Этот налоговый вычет в 400 тысяч можно поделить…
И: У тебя, получается, эти 400 тысяч рублей делятся на все три продукта.
Г: Да, не три раза по 400 тысяч… Прежде чем рассказывать, что это мало, я вам предлагаю начать копить хоть где-то.
Мне кажется, что надо просто начать и попробовать. Может быть, хочется вычет в 1 млн рублей, в 2 млн или в 3 млн. Но давайте начнем хоть с чего-то.
И: Ну то есть вы надеетесь…
Г: Я надеюсь, что продукт будет востребован. Если он будет пользоваться широкой популярностью, дальше уже можно ставить другие вопросы о налоговом вычете.
«На финансовом рынке у пенсионных фондов одно из самых маленьких вознаграждений»
И: Широкая популярность предполагает высокую доходность. Если НПФ продолжат инвестировать в облигационные портфели, то доходность будет приблизительно такая, какая она есть сейчас в ОПС – серединка на половинку…
Г: А сколько вам надо?
И: Я бы хотел 5 процентных пунктов (п.п.) превышения над инфляцией.
Г: Вы же понимаете, что так не работает. Вы можете заработать 50% в год по своему личному портфелю, вложив деньги в акции, но при этом вы должны быть готовы в любой момент потерять эти деньги. Вы готовы?
И: Ну, конечно, все мы помним 2008, 2014, 2022 годы…
Г: Поэтому здесь мы должны выбирать, либо мы хотим, чтобы у нас была сохранность, надежность и ровная доходность, либо мы гонимся за сверхдоходностью. Во всех учебниках написано, чем больше доходность, тем выше риск.
У нас же риск лежит на пенсионном фонде, который принимает на себя ответственность перед клиентом, что у того будет возвратность вложенных средств, что на внесенную сумму будет начислен доход. Кроме того, тот доход, который начислен, уже входит в обязательства НПФ перед клиентом – он не может быть уменьшен. Поэтому такой и результат.
Если вы хотите превышения инфляции в каком-то году на 5-10-20 п.п., то для вас есть рынок акций, есть ваше умение инвестировать. Но там можно как выиграть, так и проиграть…
И: Я хочу, чтобы за меня это делали профессиональные управляющие НПФ.
Г: Абсолютно с вами согласна. Но для выполнения этой цели надо платить – мы же понимаем, что они и риски рассчитывают за вас, а это тоже стоит денег.
И: Конечно, за это надо платить. Но, мне кажется, очень неплохое вознаграждение будет по ПДС: 0,6% от пенсионных резервов постоянная часть (с 2027 года – 0,5%), плюс двухступенчатая переменная часть, где вторая ступень будет зависит от превышения некоего бенчмарка.
Г: Ну вот, та часть, которая на превышение бенчмарка и будет стимулировать нас зарабатывать доходность выше.
И: А не считаете ли вы, что постоянная часть слишком щедрая?
Г: Не считаю. На самом деле, на финансовом рынке у пенсионных фондов одно из самых маленьких вознаграждений. При том, что они обеспечивают и уровень сервиса, и уровень гарантий, и уровень надежности, не меньше, если не больше, чем остальные участники финансового рынка.
И: Все равно, за такие деньги я хочу хорошую доходность.
Г: Вы же платите взносы в пенсионный фонд. А знаете, сколько стоит эквайринг по вашему взносу?
И: Не знаю.
Г: А вот вычтите эту стоимость и тогда поймете, куда уходит вознаграждение фондов.
И: Насколько я знаю, вознаграждение в основном уходит на оплату услуг управляющих компаний, на персонал…
Г: На IT, онлайн сервисы…
И: Но насколько я помню, НПФ сейчас имеют право распоряжаться пенсионными резервами без УК.
Г: Пенсионными резервами возможно, а пенсионными накоплениями – нет.
И: Но ПДС – это все-таки пенсионные резервы.
Г: А пенсионные накопления-то у нас в НПФ остаются… Для того, чтобы пенсионные фонды смогли самостоятельно инвестировать, нужно сделать свою инфраструктуру – то, что уже сделано в управляющих компаниях. То есть я должна буду профинансировать инфраструктуру и управляющей компании, и свою – два раза одно и то же. Там набрать специалистов, здесь набрать специалистов.
И: Все же прекрасно знают, что пенсионные фонды инвестируют через свои же УК, через управляющие компании своей группы…
Г: Они все равно выделены как отдельные юридические лица.
И: Но группа-то одна – прибыль все равно остается в группе.
Г: Не могу с вами согласиться: все-таки либо рентабельность внутри пенсионного фонда, либо в других структурах группы.
И: По-моему, это вопрос просто, куда переложить деньги.
Г: То есть вы считаете, что это не стоит ничего?
И: Нет, я считаю, что НПФ может нарастить такие компетенции и не отдавать деньги управляющим.
Г: Я думаю, что это рано или поздно придет. Ровно то, о чем мы с вами говорили про лицензирование. Как только у пенсионных фондов будет лицензия на доверительное управление, НПФ начнут сами управлять. Как только отменят обязательное требование по управление через УК по ОПС, фонды сразу начнут управлять сами.
На сегодняшний день реально не целесообразно содержать несколько отделов. Потому что все равно, внутри ли группы, параллельно с ней, вы содержите документооборот, людей, юридическую инфраструктуру и т.д., а это все — деньги.
Ю: Так все-таки бизнес пенсионного фонда – это хороший прибыльный бизнес?
Г: Скажем так: это бизнес, он прибыльный. На счет того, что есть более прибыльные виды бизнеса в финансовой сфере, то, да, наверное, есть. Но, повторю, на сегодняшний день это бизнес, которым надо уметь заниматься, как и любым другим бизнесом.
Ю: Спорить с этим невозможно…
И: А я поспорю. Когда-то в 2013 году ЦБ выбрал путь делать из пенсионной отрасли именно бизнес, акционировать фонды, до этого фонды были некоммерческими организациями (НКО). Может быть, стоило бы оставить их в форме НКО? И, может быть, тогда как-то изменилась ситуация. Вы, кстати, платите дивиденды акционерам?
Г: Платим, конечно.
И: И по прошлому году заплатили?
Г: Да.
И: Дивиденды – это миллиарды рублей, которые крупными НПФ выплачиваются акционерам.
Г: На мой взгляд, если любой вид бизнеса не будет бизнесом, он развиваться не будет.
И: Тогда, может быть, не стоит его делать именно бизнесом? Фонды же как-то существовали до 2015 года в виде некоммерческих организаций.
Г: Но мы же с вами помним уровень пенсионных фондов до 2015 года. Онлайн сервисы, личный кабинет, мобильные приложения, приличные офисы, цифровая организация – до 2015 года об этом даже не думали.
И: Когда я спрашивал про банки, вы сказали, что 10 лет назад и банки были другими…
Г: Пенсионные фонды и стали другими…
И: Только из-за того, что их акционировали?
Г: Я считаю, что одной из причин действительно было акционирование. Во-первых, у акционерной организации есть хозяин – он персонализирован. Это может быть много организаций, либо людей. Либо же это может быть одно лицо. У НКО, напоминаю вам, хозяина не было, потому что пенсионные фонды были организациями, не имеющими членства. То есть пойди, отдай деньги тому – не знаю кому.
Да, благотворительный фонд, наверное, имеет право на такую форму существования, потому что он собирает деньги для того, чтобы направить средства на решение проблем конкретных людей. Но в случае с пенсионным фондом, который накапливает деньги, инвестирует и должен потом отдать их клиенту, надо иметь понимание, кому ты отдал средства, кто будет отвечать за это.
«Мы будем объединять НПФ в ближайшее время — в ближайшие год-полтора»
И: У вас в пенсионном дивизионе ГК «Регион» восемь фондов, и ни один из них сейчас не раскрывает акционеров. Ни один из российских НПФ сейчас не раскрывает акционеров. Я не знаю, кому я несу деньги…
Г: Сейчас закрыли раскрытие информации. Поэтому не только мы, никто не раскрывает…
И: Можно же раскрывать по собственному желанию.
Г: Никто не раскрывает. Эмитенты, которые продают облигации на 10 лет, заметьте, тоже не раскрывают отчетность.
И: Вы жалуетесь, что эмитенты не раскрывают отчетность, а сами не хотите раскрывать акционеров, раскрывать инвестиционные портфели НПФ по эмитентам…
Г: Портфели по эмитентам у нас у всех фондов группы раскрыты: по всем эмитентам, вплотную до ISIN.
В прошлом году, когда нам разрешили все закрыть, мы рассматривали возможность их скрыть и даже сначала скрыли, а потом подумали и решили, что это не очень правильно по отношению к клиенту, и все раскрыли. У нас даже все генеральные директора всех фондов на сайтах упомянуты.
Ю: А почему вы не объедините эти восемь фондов в один?
Г: Мы шли по этому пути. Потом в феврале 2022 года мы тормознули с объединением. Я думаю, что мы будем объединяться в ближайшее время — в ближайшие год-полтора.
И: Какова будет структура объединение?
Г: Когда мы объявим, тогда я расскажу. Сейчас у нас несколько вариантов, мы думаем над этой темой.
И: Какой НПФ станет центром объединения?
Г: Узнаете… В ближайшее время при утверждении бизнес-плана на 2024 год конфигурация будет определена.
И: Я разговаривал недавно с одним топ-менеджером ВТБ и спросил, будут ли они объединять НПФ «ВТБ пенсионный фонд» с НПФ «Открытие», который вошел в состав группы ВТБ после покупке ей банка «ФК Открытие». Так вот, он ответил, что существование раздельно двух НПФ дает больше маневра при инвестировании в рамках ограничений по структуре и составу активов. Для вас это не является аргументом, чтобы не объединять фонды?
Г: Нет.
И: А это со стороны того топ-менеджера лукавство или реальное положение вещей?
Г: Где-то это может быть и реальный аргумент, но пока мы с такой проблемой не сталкивались. Я думаю, что сейчас бОльшая проблема в отсутствии инструментов для инвестирования. Мы пока видим мало предложений.
И: Хотелось бы вернуться немножко к программе долгосрочных сбережений. В ОПС существует достаточно скользкая тема относительно переводов пенсионных накоплений между фондами. Как будет выглядеть перевод пенсионных накоплений в резервы в рамках ПДС и стоит ли нам ожидать новых агентских продаж в связи с этим?
Г: Перевод в рамках ОПС никак не изменился: как был, так и остался. Перевод пенсионных накоплений из ОПС в ПДС возможен внутри одного фонда, там, где ты находишься. Поэтому здесь исключается возможность массовых переходных кампаний, агентских схем. Агентские схемы, действительно, были в ОПС, но это были проблемы роста.
И: Но нужно же «окучить» массу клиентов, чтобы стимулировать их перевести средства в ПДС.
Г: ПДС отличается от ОПС тем, что человек должен сам заплатить свой взнос. Это всегда по-другому выглядит, чем перевести договор без оплаты взноса. Поэтому, даже если это будут агентские схемы, то это будет привлечение и заключение нового договора с уплатой взноса лично человеком.
Перевод ОПС в ПДС – это лишь одна из возможностей. Но ключевым образом договор ПДС может быть заключен независимо от наличия у гражданина ОПС. Мы считаем, что сосредотачиваться надо именно на этом. А уже дополнительной опцией является перевод ОПС в ПДС.
И: То есть вы ориентируетесь на новых клиентов, условно, без ОПС?
Г: Да, мы ориентируемся на заключение договоров. Просто перевод ОПС в ПДС – это, конечно, хорошо, но это – не бизнес, а «шорох орехов».
И: Кстати, в связи с изменением вознаграждения, выгоден ли перевод ОПС в ПДС?
Г: Пока – в ближайшие три года – да.
И: А как вы вообще оцениваете перспективы программы долгосрочных сбережений на промежутке до пяти лет?
Г: Я думаю, что мы начнем заключение договором с клиентами без ОПС. Следующий год – не будет самым активным, потому что этот год уйдет на становление самой инфраструктуры нового продукта. До того, как заключать договоры, нужно сделать несколько технических и технологических вещей: зарегистрировать правила, разработать бланки, подготовить инфраструктуру, чтобы заключать договоры можно было в офлайн, в онлайн, нужно сделать базу данных… Ведь система персонального учета будет другая: ПДС нельзя будет положить в НПО или ОПС. Ее, соответственно, надо сделать. Я думаю, что на все это уйдет время до середины 2024 года.
Поэтому предложения договоров, конечно, начнутся сразу, но достаточно масштабные заключения пойдут где-то с 2025 года. В течение первого года будет заключено, наверное, порядка 200-300 тысяч новых договоров, за пять лет, я думаю, вполне возможно добиться результата до 7 млн новых договоров. В эту цифру включается и новые договоры долгосрочных сбережений, и перевод ОПС в ПДС. Что касается перевода пенсионных накоплений, то я думаю, что в новую систему перейдут порядка 25-30% застрахованных лиц. Нельзя забывать, что в системе обязательного пенсионного страхования много людей предпенсионного возраста, которым, возможно, проще получить единовременную выплату там, чем переводить средства куда-то.
«Крупнейший бизнес в основном весь делает хорошие, большие пенсионные программы»
Ю: Я хотел бы коснуться темы корпоративных пенсионных программ (КПП). Скажите, это существенная доля пенсионного бизнеса?
Г: Да.
Ю: Если в процентном отношении, это сколько от пенсионных резервов?
Г: Я думаю, что одна треть – это частные деньги, а две трети – это корпоративные деньги. Это обусловлено тем, что пенсионная система в 1993-1995 годах начиналась с того, что ряд крупнейших корпораций выходили с идеей формирования пенсионных фондов для своих работников. Одни из первых таких корпораций были «Газпром», «Лукойл», потом к ним присоединились РЖД. И только после на рынок НПО стали приходить банковские НПФ, что произошло значительно позже, когда уже началось акционирование фондов. Частным клиентам добровольные программы как раз и предлагали банковские фонды.
Ю: Какой профиль компаний, которые предлагают своим сотрудникам КПП?
Г: Из моего опыта, могу сказать, что это очень разные организации: начиная от хлебокомбината и какого-нибудь предприятия малого бизнеса, в котором работает 3-4 человека, — такие действительно есть, — заканчивая крупнейшими работодателями.
Конечно, КПП начинались именно с крупнейших работодателей, потому что они с бОльшим пониманием относятся к вопросам социальной защиты. Если у тебя на производстве человек отработал 20-40 лет и ушел на пенсию, в особенности если это градообразующее предприятие, надо, чтобы весь город знал, что работодатель позаботился о своем бывшем сотруднике и что тот получает от него пенсию. По этой причине крупнейший бизнес в основном весь делает хорошие, большие пенсионные программы. Но сейчас, по моему наблюдению, КПП создают уже абсолютно разные организации: есть и средние, и малые компании. Я думаю, что здесь многое еще зависит от незнания: просто не все знают, что существует такая опция.
Ю: По опыту найма, могу сказать, что кандидаты часто спрашивают про добровольное медицинское страхование, и ни разу на моей практике меня никто не спросил про корпоративную пенсионную программу.
Г: Если вы как генеральный директор хотите снизить текучку и удержать людей, то я вам просто настоятельно рекомендую заключить корпоративную пенсионную программу. Мы, например, для своих работников НПФ сделали это.
В КПП устанавливаются условия, которыми работодатель мотивирует, чтобы работник отработал определенное время на компанию. Мы же с вами знаем, что люди легче всего покидают организацию в первый или второй год работы. Если работник отработал три года, он, как правило, уже остается, потому что ему уже привычно, он сам вложил душу в эту организацию. Такие сотрудники, конечно, тоже уходят, но не так часто. Работодатель же напротив первые три года в основном только вкладывает в своих сотрудников, отдачи пока еще нет. Поэтому вестинг-периодом вы можете настраивать тот срок, который вам нужно, чтобы люди отработали у вас.
Или у меня на практике были предприятия, которые, наоборот, мотивировали пенсионеров уйти на пенсию, чтобы освободить места для молодежи. Это особенно важно, если производство высокотехнологичное, нужны молодые кадры, а люди, достигшие пенсионного возраста, не уходят на отдых, потому что там пенсия 20-30 тысяч рублей. Поэтому есть корпоративная пенсионная программа, которая мотивирует определенный сегмент персонала уйти на пенсию, чтобы омолаживать кадры предприятия.
В КПП начиналось все с социальной защиты, но помимо нее это еще очень интересный инструмент управления и ротации персонала. То есть за счет пенсионной программы можно удержать сотрудников, можно привлечь их, а можно, наоборот, способствовать выходу на пенсию работника и обновить персонал.
Ю: На молодых людях это тоже работает?
Г: Вы знаете, да, на молодых это тоже работает. Когда мы начинаем разговаривать с ними, я говорю: «Вы получаете зарплату. Вы ее всю проедаете?»
Ю: Да!
Г: Тогда, я думаю, что на пенсию прожить для вас не будет проблемой. Как правило же, многие отвечают, что нет. «Вы же на депозит откладываете? А вот у вас есть пенсионная программа, за которую вы деньги не платите, которую дает вам ваш работодатель. Он ее формирует, но для вас устанавливает некое условие: нужно отработать в компании три года, четыре года или пять лет». К трем годам работник уже понимает, что на счете скопились какие-то деньги, и, если он сейчас уволится, то фактически как будто потеряет депозит.
В итоге сотрудник продолжает работать, а когда у него уже скопилась приличная сумма, ему, во-первых, становится просто жалко ее терять, а во-вторых, даже получив право на выкупную сумму, он все равно оставляет ее в пенсионном фонде, потому что где-то есть депозит, где-то есть пенсионный счет – разные режимы налогообложения, разные источники: когда-то выигрывает в доходности депозит, когда-то корпоративный пенсионный план. Поэтому на молодых это тоже работает – на моей памяти еще никто не отказался от дополнительных взносов со стороны работодателей.
И: Почему же тогда, исходя из статистики НПФ, развитие КПП по сравнению с началом 2000-х годов, по сути, прекратилось? Многие крупные предприятия перестали делать программы, новые программы создаются редко.
Г: Конец 1990-х – начало 2000-х годов развитие КПП изначально испытало резкий рост: потому что тогда-то как раз крупнейшие работодатели все сделали эти программы. Это с нуля легко расти, а когда уже не ноль – сложнее. Крупнейшие работодатели продолжают свои программы.
И: Некоторые закончили…
Г: Наверное, есть какие-то вопросы на этом конкретном предприятии, если они закончили финансирование своих пенсионных программ. Нам удалось восстановить несколько: металлурги, например, продолжают и развивают свои КПП, в НЛМК в прошлом году мы перезапустили корпоративную программу на новых условиях.
И: А что с индивидуальными пенсионными планами (ИПП)? Раньше основным драйвером здесь был НПФ Сбербанка. Сейчас заключаются ИПП, но не так много. К тому же, по заключенным планам идет достаточно мало новых взносов. Почему этот продукт не продается и почему люди не вносят на существующие ИПП деньги? Не связано ли это с доходностями, которые показывают фонды?
Г: Нет, это не связано с доходностью ни в коей мере. Давайте вернемся к ИИС, и другим инвестиционным продуктам – там тоже доходности «хорошие»… Главный вопрос – это налоговый льготы по НПО, которые сейчас пересматриваются. Льгота в 120 тысяч рублей, в которую входят и медицина, и образование, и страхование, и пенсионные взносы не совсем срабатывала…
И: Почему вы активно не продаете ИПП?
Г: У меня пока нет такой большой сети. На сегодняшний день мы понимаем, что нам нужно сделать точки продаж и запустить агентскую сеть. И мы ее сделаем.
И: НПФ Сбербанка, например, хотел продавать через «Тинькофф», вы тоже можете договориться с кем-нибудь.
Г: Можем.
И: Будете договариваться?
Г: Будем договариваться.
И: С кем?
Г: Коммерческая тайна. Когда договоримся, вы узнаете.
И: Когда вы пришли в ГК «Регион», перед вами стояли задачи по оздоровлению фондов, входящих в группу. Они выполнены? Что осталось от «старых» активов, которые вам достались от бывших собственников? К примеру, что с облигациями ОВК?
Г: В фондах группы «Будущее», которые находились в сложном финансовом состоянии, на сегодняшний день оздоровление закончено: они проходят и стресс-тестирование с высоким уровнем – 99-100%, — и актуарное оценивание с наличием профицита.
Часть «старых» активов нам удалось реализовать. По части активов не случилось погашения – здесь мы идем через судебные процедуры, пытаемся догнать эмитентов, тех, кто стояли за ними. Но эти активы сейчас не оказывают никакого влияния на портфель, на доходность. И мы надеемся, что больше уже не будет никаких неприятных сюрпризов.
И: То есть «внутренняя санация» завершена, и плохие активы не оказывают никакого влияния на результаты фондов?
Г: Уже видно все по нашим доходностям, в частности, по итогам 2022 года. Я могу гордиться доходностью.
И: Все-таки все российские НПФ показывают доходность серединку на половину. Я хотел бы увидеть фонд, который постоянно дает мне высокую доходность…
Г: Давайте не будем забывать, что у нас, у пенсионных фондов, раньше было обязательное гарантирование доходности (по НПО. – FM) не меньше 0% на 31 декабря каждого года. И это, на самом деле, существенно ограничивало срок инвестирования и, соответственно, вашу доходность.
На сегодняшний день, после введения закона о гарантировании (НПО. — FM), пенсионным фондам разрешается в правилах и договорах предлагать клиенту продукт, например, с пятилетним или трехлетним фиксингом (до пяти лет). Это дает возможность набирать разный пул клиентов с разным возрастом и разным аппетитом к риску.
Исходя из нового закона, мы можем делать разные продукты для разного возраста и разного риск-профиля клиентов. Для готовых к риску людей мы готовы стараться заработать и более высокие доходности, но и с возможным проседанием активов внутри определенного периода.
И: Правильно ли я понимаю, что по ПДС тоже возможно будет делать различные планы, в том числе и рисковые?
Г: Да. Мы думаем, что рисковые планы будут ориентированы на молодежь, которая может себе позволить мыслить пятилетним порогом, а не годовым.
И: И вы в рамках объединенного ли НПФ, нескольких ли НПФ, будете предлагать рисковые продукты?
Г: Мы будем предлагать разные продукты, в том числе и рисковые.
